Ураган - Страница 48

Под болтающимся фонарем Сцинк прикурил очередную самокрутку с экзотическим запахом. «Пахнет марихуаной и французским луковым супом, — подумал Макс. — Стойкий и противный запах».

— Жаба, она токсична, — пояснил Сцинк. — Bufo marinus. Южноамериканский продукт, получше нашего. Звучит как реклама, да? — Он глубоко, с шумом затянулся. — Шейные железки жабы выделяют млечный сок, который за шесть минут может убить взрослого добермана.

Макс не понимал, зачем человеку нужно вдыхать такую гадость.

— Существует специальный процесс вытяжки млечного сока, — продолжил Сцинк, сделав еще одну глубокую затяжку.

— И что он делает, этот млечный сок?

— Ничего. И все. Наверное, все то же самое, что и другие хорошие наркотики. Психоневротическая рулетка. — Подбородок Сцинка упал на грудь, здоровый глаз подергался и закрылся. Дыхание участилось, при выдохе раздавались звуки, напоминавшие визг тормозов поезда подземки. Макс Лам сидел, не шевелясь, у него даже не мелькнуло мысли о побеге, настолько прочный рефлекс, как у собаки Павлова, выработал у него шоковый ошейник.

В этот промежуток вынужденного молчания и безделья мысли Макса перенеслись на Билла Наппа из их рекламного агентства. Этот коварный негодяй всегда имел виды на его, Макса, угловой кабинет, который был несколько загроможден, но зато из его окон открывался прекрасный вид на Мэдисон-авеню. И каждый день, проведенный Максом в обществе полоумного похитителя, увеличивал шансы Билла. Максу ужасно хотелось вернуться в агентство и разрушить намерения этого мелкого интригана. Очень хотелось жестоко унизить Билла, и Макс надеялся, что ему это удастся. Он представил себе, как Билл, потерявший работу, жену, дом, беззубый, роется холодным зимним днем в помойке, сосет из банки жидкость, смешанную с млечным соком жабы…

Резко очнувшись, Сцинк тяжело закашлялся и швырнул потухший окурок самокрутки в грязную после шторма воду. Недалеко от дома из воды торчала сломанная мачта затонувшей яхты. Сцинк указал на обломок, но ничего не сказал. Его палец на долгое время завис в воздухе.

— Скажи мне, — обратился он наконец к Максу, — какое место самое красивое из тех, что тебе приходилось видеть.

— Йеллоустоунский парк. Мы ездили туда на экскурсию на автобусе.

— Боже мой.

— А что такое?

— Возле Йеллоустоуна есть заповедник для медведей-гризли. Ты был там? Ужас просто, у некоторых из медведей нет когтей, другие кастрированы. Это же не медведи, они так же безобидны, как хомяки, но туристы выстраиваются в очередь, чтобы поглазеть на кастрированных медведей!

Сцинк быстро замотал головой из стороны в сторону, словно пытался отогнать жужжащую пчелу. У Макса не было желания поддерживать этот разговор, поскольку он не разделял жалость безумца по отношению к кастрированным медведям. Да и удаление у них когтей казалось Максу вполне разумной процедурой, обеспечивающей безопасность публики. Но он понимал, что спорить со Сцинком бесполезно. Поэтому Макс молчал. Сцинк, растянувшись на досках покосившегося причала, дергался всем телом и выкрикивал какие-то незнакомые Максу имена. Спустя полчаса он успокоился и уставился на освещенный звездами горизонт.

— Вы в порядке? — поинтересовался Макс.

Сцинк осмысленно кивнул.

— Это побочный эффект от жабы. Я извиняюсь.

— А вы уверены, что Бонни сумеет отыскать нас здесь?

— Ради Бога, зачем же ты женился на женщине, которая не может выполнить простейшие указания?

— Но сейчас очень темно…

Путешествие в Стилтсвилл ужасно напугало Макса: полно черепах, фонарей нет, хлипкий ялик протекает. Находиться в гидроплане, безусловно, приятнее. Шторм превратил залив в этакое кладбище затонувших яхт, траулеров, моторных лодок. На все время их поездки Сцинк вынул свой стеклянный глаз и поместил его для сохранности в зажатый кулак Макса. И Макс берег его так, словно это был алмаз «Надежда».

— Твоя жена наверняка прихватит с собой кого-нибудь, кто знает дорогу, — предположил Сцинк.

— Капитан, дайте мне, пожалуйста, сигарету, — попросил Макс.

Сцинк порылся в куртке, нашел пачку, распечатал ее и вместе с зажигалкой протянул своему пленнику.

Макса удивляло, насколько быстро он привык к сигаретам «Бронко», которые славились тем, что ужасно драли горло. В их рекламном агентстве эти сигареты в шутку называли «Бронхиальные», именно такая убийственная репутация была у них среди ярых противников курения. Макс относил свою вновь приобретенную губительную привычку на счет жестокой стрессовой ситуации, в которой он находился, а не на счет слабости характера. В рекламном бизнесе всегда следовало оставаться равнодушным к тем основным вкусам, которые навязывались среднему потребителю.

— Ну, а чем ты еще прославился? — спросил Сцинк.

— Я не понимаю, что вы имеете в виду?

— Твои рекламные фразы. Что еще, кроме «Плам Криспис».

— «Кранчиз», — решительным тоном поправил его Макс.

Причал зашатался, когда Сцинк поднялся на ноги, и Макс ухватился за полусгнившую балку. Деться отсюда им было некуда. Старик, который перевез их через залив, забрал у Сцинка пятьдесят долларов и тут же направил свой ялик к берегу.

Сцинк несколько раз покрутил над головой фонарем. Продолжая держаться за шаткую балку, Макс сказал:

— Хорошо, капитан, вот еще одна моя рекламная фраза: «Эта свежесть доброго утра остается с вами на весь день».

— А как называется продукт?

— «Интимный туман».

— Нет! — Сцинк резко взмахнул фонарем.

Макс постарался не показать своим тоном, что он оправдывается.